Распутин Валентин - Век Живи - Век Люби
Валентин Григорьевич Распутин
ВЕК ЖИВИ - ВЕК ЛЮБИ
Тому, кто не имеет ее, самостоятельность кажется настолько
привлекательной и увлекательной штукой, что он отдаст за нее что угодно.
Саню буквально поразило это слово, когда он всмотрелся в него. Не вчитался,
не вдумался, там и вдумываться особенно не во что, а именно всмотрелся и
увидел. "Самостоятельность" - самому стоять на ногах в жизни, без подпорок
и подсказок - вот что это значит. Иногда для важного решения не хватает
пустяка; так произошло и на этот раз: как только Саня увидел, что такое
самостоятельность, он словно бы встал на свое собственное, ему
принадлежащее место, где ему предстояло сделаться самостоятельным, встал
так уверенно и удобно, что никаких сомнений но могло быть, его ли это
место, и решил: все, хватит. Хватит ходить по указке, поступать по
подсказке, верить сказке... Пятнадцать лет человеку, а для папы с мамой все
ребенок, и никогда это не кончится, если не заявить раз и навсегда: сам.
Сам с усам. Я - это я, это мне принадлежит, в конце концов мне за себя в
жизни ответ держать, а не вам. Конечно, он не собирался переходить границы,
в этом не было необходимости, но границы собирался пораздвинуть. И
удивительно: стоило Сане принять решение, ему сразу же повезло. Еще в
начале лета папа с мамой никуда не собирались, но, вернувшись из
спортивного лагеря, где Саня провел июнь, он вдруг узнал, что они уезжают.
Они летят в Ленинград, там садятся со своими знакомыми в машину, едут в
Прибалтику, затем в Калининград, затем в Брест, куда-то еще и возвращаются
только в конце августа, чтобы собрать Саню в школу. "А ты побудешь у
бабуш-ки",- сказала мама. Папа вздохнул. Август у бабушки на Байкале -
золотой месяц: ягоды, грибы, рыбалка, купанье, и папа, будь на то его воля,
не раздумывая, поменялся бы с Саней местами. Только Саня, разумеется,
отказался бы меняться - и не потому, что ему не хотелось побывать в
Прибалтике и увидеть Брест, хотелось, и особенно в Брест, но он предпочитал
быть там, где нет папы с мамой, которые и в Бресте умудрились бы затолкать
его в окоп или в траншею и не позволили бы высовываться, чтобы, не дай бог,
не схлопотать выпущенную сорок лет назад пулю. Если у родителей один
ребенок, они, судя по всему, сами впадают в детство, продолжая играть с
ним, как с куклой, до тех пор, пока он не откупится собственным
родительским вкладом. Сане было неловко за своих родителей и жалко их,
когда он видел, что, говоря нормальным и ровным языком с его товарищами,
они тут же с ним переходили на язык или неумеренного заискивания, или
неумеренной строгости, то и другое делая как бы вслепую, не видя его, а
лишь подозревая, что он должен тут быть, говоря не столько для него,
сколько для себя, чтобы доказать что-то друг другу. Он так и научился
относиться к их словам, когда они были вместе: это не для него, это они для
себя. Однако каждый из них в отдельности мог с ним разговаривать и
серьезно. Особенно это относилось к папе, и в нем же особенно заметно было,
как неловко ему перед сыном за их общий разговор с мамой вместе, но
наступал следующий раз, подходило время следующего разговора, и снова все
повторялось сначала. "Как маленькие, честное слово, как маленькие",- в тон
им размышлял Саня, досадуя и понимая, что его родители в этом отношении не
хуже и не лучше, чем другие, и что человек в слабостях своих на всю жизнь
остается ребенком.
На Байкале, куда Саня приехал к бабушке, везение продолжилось. Прошло
три дня - и вдруг ба